того, как наше ходатайство было подано, г-же Бутиной было разрешено «свободное время» вне камеры среди ночи и время от времени участие в разных мероприятиях, таких как посещение тюремной церковной службы, а также свидания с русским православным священником, который помог ей справиться с условиями административной сегрегации. Поэтому я думаю, что на сегодняшний день, хотя мы могли бы продолжить обсуждение моей озабоченности по поводу чрезмерного использования административной сегрегации, я считаю, что у нее все хорошо и она психически компетентна принять решение, которое она принимает сегодня.

– Мисс Бутина, я спрашиваю об этом, потому что, опять же, я должна убедиться, что ваше признание вины является добровольным и вы признаете себя виновной сегодня, потому что вы виновны, а не потому, что вы так измучены сегрегацией, что просто делаете это, чтобы все закончилось. Я хочу убедиться, что ваше признание вины не вызвано этими условиями. Вы понимаете?

– Я понимаю, ваша честь.

– И чувствуете ли вы, что, несмотря на вашу административную сегрегацию, вы можете четко и ответственно принять это решение?

– Да.

– Очень хорошо, – с облегчением выдохнула судья.

Все шло по плану.

– Есть ли у прокуратуры позиция по этому поводу?

– Нам нечего добавить, ваша честь, – поставил точку в обсуждении этого вопроса прокурор Кенерсон.

Тут важно отметить, что после в сумме почти трех месяцев одиночной камеры и пыток я могла бы, под шумок, признать себя виновной в поедании христианских младенцев, массовых убийствах, разрушении Карфагена, а также во всех тайфунах и ураганах, которые когда-либо бушевали на территории Соединенных Штатов.

Далее я еще раз 30 повторила «Да. Я понимаю» на вопросы о том, что я отказываюсь от всех связанных с судебным процессом конституционных прав, а именно права на суд присяжных, права не свидетельствовать против себя и близких родственников и права на вызов свидетелей.

Наконец после прочтения прокуратурой текста признания вины и повторения этого же документа стороной защиты судья сказала:

– Итак, вы признаете себя виновной, потому что вы виновны?

– Да.

– Очень хорошо, – радовалась, будто ребенок, она.

Назначив дату вынесения мне приговора через три месяца после этого заседания, судья Чаткен пожелала всем «приятного дня», сторона обвинения отправилась отмечать удачно провернутое дельце, а меня увели в камеру ожидания в подвале суда, где мне предстояло провести еще 6 часов, прежде чем из этой одиночной камеры я попаду в свою одиночку в Александрийской тюрьме еще на пару недель, чтобы, так скажем, закрепить результат.

Единственное, что грело мою душу в холодной камере, было то, что, когда все это закончится, я напишу эти строки и весь мир узнает правду о «добровольности» признания вины под давлением нечеловеческих условий содержания и, в случае отказа, гарантированного тюремного срока в 15 лет лишения свободы. Но главное было все же в другом: мое «чистосердечное» признание назначит единственного виновного и остановит охоту. Я думала, что теперь, получив желаемое, американские власти, наконец, успокоятся и выкинут меня из страны самого независимого и справедливого правосудия в мире. Это они сделать действительно собирались, но, правда, на этот случай у них созрела еще одна интересная идея моего применения уже дома, на родине. Несмотря на признание вины, вопрос назначения мне окончательного наказания оставался открытым, так что возможности для торга у господ обвинителей имелись. Пришла пора предложить этот товар.

Сделка с ЦРУ

Однажды вечером надзиратель вызвал меня на встречу с адвокатом. Я быстро напялила тюремные кеды, схватила папочку со свеженаписанными листами своего дневника и бумагой для заметок и, как солдатик, встала под дверью камеры, ожидая, когда меня заберут. Надзиратель не заставил себя долго ждать, и уже через пару минут дверь отворилась, и он кивком головы предложил мне выйти в общий зал, а оттуда в коридор. Там после привычного обыска и просмотра моих каракулей на русском языке меня отвели в соседнее помещение, где уже ждал Боб.

– Мария, – начал Боб, когда дверь за надзирателем захлопнулась, – я пришел рассказать тебе о странной встрече с Полом пару дней назад. Как твой друг я знаю твою реакцию на то, что я собираюсь тебе сказать, но как твой адвокат я обязан озвучить тебе это предложение.

Со слов Боба я поняла, что пару дней назад на пороге его офиса неожиданно без предупредительного звонка возник Пол и потребовал разговора вне здания адвокатской конторы.

Они переместились в небольшой ресторанчик неподалеку. Боб, по его словам, заказал свой любимый Колд Брю – это вид кофе, который заваривают не горячей, а холодной водой, в результате получается концентрированный напиток с ярким кофейным вкусом и высоким содержанием кофеина. Пол предпочел напиток покрепче – джин с соленой оливкой – видимо, готовился к сложному разговору.

Пол попросил Боба, чтобы он рассказал мне об одном предложении, которое он якобы не хотел сообщать мне по телефону, ведь все разговоры записываются, и это сейчас нежелательно.

Он лукавил. Мы не общались даже по телефону с тех пор, как я узнала всю правду о его подковерной политической игре с моим невольным участием и бесчисленных финансовых махинациях в отношении сотен граждан в разных штатах США. Слушать бесконечную ложь было выше моих сил, а потому я попросила Боба прекратить это издевательство над моей психикой.

Но на той встрече Боб, конечно, согласился его выслушать. И пока он пил кофе, Пол рассказал ему, что к нему обратились агенты ЦРУ с предложением, чтобы я согласилась с ними сотрудничать, а они взамен переговорят с прокуратурой по поводу моего дела и, может быть, как-то скостят срок. Полу же за посредничество обещали снять с него все обвинения по финансовым вопросам. «Много работы не потребуется, никаких военных тайн узнавать не надо, – добавил Пол, – так, иногда встречаться с людьми и беседовать о том о сем. Ну, про жизнь, про российскую политику: что там да как».

Боб сказал, что, услышав это предложение, он чуть не подавился кофе, но многолетний профессиональный опыт сохранения самообладания помог ему никак не показать своего удивления.

– Я сказал ему: «Пол, как адвокат Марии я, разумеется, передам ей ваши слова, но я бы хотел уточнить: вы понимаете, на какую жизнь вы обрекаете любимую девушку? Если она примет это предложение, в чем я искренне сомневаюсь, учитывая ее глубокую любовь к Родине, и ее поймают, ей светит новая тюрьма, на этот раз пожизненное заключение в России. А взамен с вас снимут обвинения в мошенничестве. Я ничего не путаю, все так?»

«Но она же любит меня, – возмутился Пол. – Мы столько